Концепция психоанализа, ставшая одним из самых примечательных событий XX века и повлиявшая на медицину, психологию, философию и культурологию, была изначально ориентирована на объяснение природы неврозов. Это была первая систематическая научная попытка построить целостную систему представлений о природе неврозов. Со временем этот подход претерпевал развитие и менялся в деталях, порой весьма существенных, но основной стержень концепции оставался неизменным.
Неврозы — это группа потенциально обратимых функциональных (т.е. не связанных с органическим дефектом мозга) расстройств, связанных с эмоциональными переживаниями и психологическими травмами. Они могут иметь разные формы от повышенной раздражительности, тревоги, утомляемости и навязчивых мыслей, страхов (фобий) и действий до так называемых истерических симптомов: параличей, немоты, потери зрения и слуха, потери осязания и т. д.
В основе концепции классического психоанализа лежит представление, что поведение человека диктуется взаимодействием осознанных и неосознанных мотивов, вытекающих из основополагающих потребностей. Осознаваемые мотивы тесно связаны с требованиями социальной среды. Они определяются этими требованиями, которые отражают интересы не отдельного индивида, а всего общества в целом и в определенном смысле являются как бы внешними по отношению к глубинным потребностям человека. Эти последние носят эгоистический характер, и их бесконтрольное удовлетворение привело бы к нарушению социальных норм и конфликту с другими членами общества, поставило бы под угрозу общественную мораль и нравственность. Поэтому осознанное поведение человека определяется в основном мотивами, навязанными ему обществом, а неприемлемые для социума (и соответственно для индивидуального сознания) мотивы подвергаются вытеснению из сознания.
Вытеснение — это удаление мотивов из сознания (мотив — движущая сила человеческого поведения). Такими мотивами могут быть стремление унизить или даже уничтожить другого, ради достижения своей выгоды, зависть или ревность к другому, обусловливающая ненависть к нему и т. п.
При этом вытесненные мотивы не могут быть реализованы (удовлетворены) в целенаправленном осознанном контролируемом человеком поведении, но в то же время они сохраняются в нашем бессознательном и нисколько не уменьшаются в своей интенсивности. Они бурлят под крышкой сознания, как кипящая вода в закрытом котле, постоянно угрожая взрывом, и становятся источником различных невротических симптомов.
Так, классический психоанализ рассматривал истерические конверсионные симптомы (такие, как истерический паралич конечностей, истерическую слепоту и глухоту, истерическое нарушение глотания, истерические расстройства чувствительности) как символические выражения вытесненных мотивов и неосознанных конфликтов. А не имеющая ясной причины «свободно плавающая» тревога понималась как отражение на уровне ощущений того эмоционального напряжения, которое должно вызывать постоянное кипение неудовлетворенных и неосознанных страстей. Поскольку мотивы не осознаны, человеку непонятен источник его беспокойства, но беспокойство от этого становится только сильнее.
Сейчас мы покажем, как в этих представлениях проявились противоречия и недоговоренности классического, фрейдовского психоанализа.
Так, если истерические симптомы это символическое выражение вытесненных мотивов, то, что при этом происходит с самими мотивами? Остаются ли они вытесненными? Если это так, то истерическая симптоматика должна сочетаться со «свободно плавающей» тревогой, ощущаемой как тяжелое и необъяснимое внутреннее напряжение.
Но клинические наблюдения этого не подтверждают: чем ярче истерические симптомы, тем меньше «свободно плавающая» тревога. По-видимому, смутно ощущая беспокойство от этого противоречия и будучи не в состоянии отказаться от идеи о вытеснении как основе истерической конверсии, З.Фрейд в последующих работах утверждал, что вытеснение — это защита от тревоги.
Но как быть в таком случае с первым утверждением (неоднократно подтвержденным клинически) что вытеснение тревогу вызывает? И откуда, если не от вытеснения, вообще берется неопределенная тревога?
Несколько лет назад я предпринял попытку разрешить вышеуказанные противоречия.
Вытеснение, как и все остальные нормальные механизмы защиты, призвано защищать человека не от тревоги, а от распада целостного поведения и сознания. Без этих механизмов поведение диктовалось бы одновременно противоположно направленными мотивами и распалось бы.
«Механизмами защиты» защищается прежде всего целостный «Образ Я», интегрирующий поведение и сознание. Представление об «Образе Я» интенсивно разрабатывалось в психологии на протяжении последних десятилетий профессорами Эриксоном, Когутом и другими представителями «психологии личности». В соответствии с этими представлениями, социальные нормы не являются как бы навязанными личности извне, а естественно входят в структуру личности в качестве внутренних потребностей, участвуют в формировании образа «Я», и более того, в этом качестве социальных мотивов серьезно трансформируют характер и даже само функционирование первичных биологических потребностей. Нелепо предположить, что человеческая психика — это слоеный пирог, где над слоем первичных потребностей (инстинкта самосохранения и размножения) надстраивается, не смешиваясь с ним, слой социальных потребностей в признании, понимании, доминировании и любви, а еще выше располагается слой идеальных потребностей в познании, творчестве и гармонизации мира. Абсурдно представлять себе, что под тонким слоем духовности творца комфортно располагаются агрессивность и всеядность крокодила в их первозданной примитивности.
Все компоненты психики взаимно влияют друг на друга. После формирования потребностей более высокого ранга и первичные потребности не остаются в их исходном состоянии. Инстинкт самосохранения у человека с развитой потребностью в самоуважении не такой же, как до формирования этой потребности, его уже нельзя рассматривать в отрыве от «Образа Я». Именно поэтому человек с развитым Образом Я скорее готов погибнуть, чем убить ребенка, и может голодать, но не пойдет красть.
Настоящие внутренние конфликты — это не конфликты между эгоистическими, первичными побуждениями и навязанными извне социальными нормами, а гораздо более глубокие, в которых усвоенные с детства и присвоенные личностью в результате долгого и мучительного становления социальные потребности являются не менее «эгоистическими», не в меньшей степени определяющими личность, чем любые другие эгоистические потребности. Именно потому, что они «встроены» в личность, конфликт носит глубокий и затяжной характер, и вытеснение, сохраняя целостность поведения, действительно вызывает «свободно плавающую» тревогу.
Что же с истерическими симптомами? Я думаю, что их следует понимать как невербальное, неосознаваемое поведение, в котором вытесненные мотивы находят не символическое выражение, а разрешение, реализацию. Это происходит точно так же, как разрешение в целенаправленном поведении осознаваемых мотивов.
Основное условие при этом сохранено — человек по-прежнему ничего не знает о своих неприемлемых мотивах, о причинах и механизмах своего истерического поведения, поскольку это поведение невербальное, бессознательное, подчиненное правому полушарию. Отнюдь не случайно 9/10 всех истерических параличей и нарушений чувствительности носят левосторонний характер, т.е. захватывают левую половину тела, контролируемую правым полушарием.
Но тем не менее это — именно своеобразный способ невербального решения конфликта, выраженный в поведении (например, при истерическом параличе больной не может делать то, чего бессознательно делать не хочет, а при истерической слепоте он не видит того, что ему неприятно видеть, потому что провоцирует чувство вины или стыда). И пока есть этот истерический симптом, то есть пока конфликт решен (хотя, разумеется, не окончательно и не лучшим способом), нет тревоги, потому что не нужно вытеснения. Неосознание конфликта осуществляется здесь не за счет вытеснения, а за счет отщепления невербального правополушарного поведения от осознанного поведения.
Разумеется, если человека под гипнозом лишают истерического симптома, не проведя никакой психотерапии, вытеснение вступает в свои права и возникает тревога со всеми ее признаками и следствиями. Это неоднократно подтверждено экспериментально. Так, однажды В.П.Райков рассказал мне следующую историю. Муж привел к нему свою жену, страдавшую от невозможности проглотить пищу. Она давилась во время еды и кусок, что называется, не лез в горло. Райков быстро убедился, что это истерическое нарушение глотания, и в глубоком гипнозе сумел устранить этот симптом. Но через пару недель муж пришел к нему опять с необычной просьбой. «Доктор, сказал он, нельзя ли сделать так, чтобы она опять не глотала? Пока она не глотала, проблема была только с едой, а в остальном все было спокойно. А теперь она ест, но целый день в очень беспокойном состоянии, плачет, плохо спит, терзает всю семью и вообще места себе не находит».
«Свободно плавающая» тревога действительно вызывает все эти симптомы и субъективно очень тяжело переносится. Человеку трудно приспособиться к тому, что его эмоциональное напряжение не имеет никакой видимой причины, и соответственно, совершенно непонятно, что делать для его устранения. В такой неопределенной ситуации долго пребывать невозможно, и человек неосознанно ищет, к чему можно было бы «привязать» эту «свободно плавающую» тревогу. Вот здесь и приходят на выручку невротические механизмы защиты и предоставляют человеку возможность псевдообъяснения его состояния.
Именно невротические механизмы защиты, а не вытеснение, помогают устранить тревогу. Есть несколько вариантов реализации такого устранения в поведении.
Например, человек внезапно осознаёт, что в действительности его беспокоит состояние его здоровья, неприятные ощущения со стороны внутренних органов. Для этих неприятных ощущений есть даже определенная база: тревога сама по себе вызывает колебания пульса и давления, меняет перистальтику кишечника, учащает дыхание. Все это выражено в умеренных пределах и носит функциональный, обратимый характер, но этих изменении достаточно для возникновения первичных соматических ощущений. Человек сосредотачивается на них, ему начинает казаться, что он тяжело болен, что именно это причина его беспокойств и первооснова всех его эмоциональных проблем. Появляется реальная цель деятельности, он ходит от врача к врачу, проходит обследования, следит за своими ощущениями, ищет лекарства, не удовлетворяется уверениями, что ничего серьезного нет. Тревога сменяется ипохондрическим неврозом.
Другой вариант — возникновение необоснованных страхов (фобий). Человек боится закрытых или открытых пространств (кому как повезет), боится умереть во сне или заболеть от инфекции, переданной через рукопожатие. Невозможно перечислить все возможные объекты такого страха, важно, что в каждом случае предпринимаются героические усилия, чтобы избежать ситуаций, которые эти страхи провоцируют. Появляется реальная цель в жизни и ее смысл (извращенный, разумеется), требующий активного поведения. Тревога исчезает, развивается фобический невроз с вполне конкретными, хотя и нелепыми страхами. И любое переубеждение бесполезно, ибо в основе страхов лежит трансформированная невыносимая неопределенная тревога.
Как можно объяснить невроз с более широких психобиологических позиций? Давайте применим и здесь концепцию поисковой активности.
Что такое вытеснение? Это отказ от попытки реализовать неприемлемый мотив в поведении и одновременно отказ от попытки интегрировать этот мотив с другими, приемлемыми для личности. В сущности, это чисто человеческая форма отказа от поиска, вариант пассивно-оборонительного поведения.
У здоровых людей такая реакция тоже бывает сплошь и рядом, но на помощь тут же приходят сновидения, в которых преодолевается отказ от поиска, восстанавливается поисковая активность и ослабляется феномен вытеснения. Это уже не только теория: блестящие эксперименты моего коллеги и друга, профессора Рамона Гринберга и его сотрудников из Гарвардского университета, подтвердили, что у лиц с высокой силой «Я», т.е. не склонных к дезинтеграции поведения, лишение быстрого сна и сновидений усиливает защиту по типу вытеснения. Они поставили очень красивый эксперимент с использованием так называемого «феномена Зейгарник».
Б.В.Зейгарник, крупный ученый из Москвы, в юности училась у выдающегося немецкого психолога Курта Левина и поставила там следующий эксперимент. Испытуемым давалась серия задач, и некоторые из них им не позволяли решить до конца. Когда спустя длительное время их просили припомнить содержание всех предложенных задач, выяснилось, что лучше всего запоминаются условия тех задач, которые не удалось решить до конца.
Вероятно, связанное с неудачей эмоциональное напряжение позволяет здоровому человеку запомнить именно эти задачи. Думаю, это важный механизм, позволяющий человеку извлекать урок из прошлого опыта неудач и поражения. Но оказалось, что «феномен Зейгарник» наблюдается только тогда, когда хорошо работают компенсаторные механизмы защиты и быстрый сон. Но при лишении быстрого сна испытуемые Р.Гринберга забывали как раз нерешенные задачи, т.е. усиливался механизм вытеснения.
У больных неврозом система быстрого сна и сновидений оказывается неполноценной (мы уже писали об этом), реакция отказа от поиска (вытеснение) не компенсируется, появляется свободно плавающая тревога и на ее базе другие невротические расстройства.
Развитие же ипохондрического, фобического и других форм невроза можно рассматривать как проявление неправильно ориентированного поиска. Эта идея находит подтверждение в результатах наших исследований: мы обнаружили, что чем выраженнее ипохондрические расстройства, тем меньше объективные проявления психосоматических заболеваний (например, тем меньше размер язвы двенадцатиперстной кишки). Ипохондрия, характеризуясь поисковым поведением, как бы защищает человека от катастрофического развития этого типа заболеваний.
Концепция поисковой активности позволяет связать психодинамическую концепцию неврозов с современными представлениями о биологии мозга. Еще З.Фрейд настаивал, что неврозы уходят корнями в конфликты и психотравмы раннего детства. Это наблюдение хорошо согласуется с тем, что в раннем детстве есть исходная, физиологическая готовность к отказу от поиска в ответ на любые угрожающие ситуации. Связано это с недостаточно зрелыми механизмами поискового поведения, и постепенно в процессе правильного развития и воспитания эта тенденция преодолевается. Однако если до ее преодоления, на фоне доминирующего отказа от поиска, разворачиваются тяжелые психотравмирующие переживания, связанные с конфликтами родителей и отсутствием соразмерной поддержки со стороны близких, тогда тенденция к отказу от поиска закрепляется и впоследствии легко может трансформироваться в реакцию вытеснения; механизмы защиты от вытеснения (сновидения), связанные с развитием образного мышления, страдают также из-за отсутствия эмоционального контакта с близкими людьми.
Таким образом, концепция поисковой активности вводит проблему происхождения неврозов в круг естественнонаучных концепций о функции мозга и поведения.